Петр Киле - Телестерион [Сборник сюит]

Часовню сотрясает удар грома, в открытые двери в сад видны молнии, проливается ливень.

Статуя и дон Жуан проваливаются.

Донья Анна, вскочившая было, словно отброшенная адским пламенем, падает навзничь.

Луис, Исабель, священнослужитель и музыканты выбегают в сад, где идет дождь и светит солнце.

ЭПИЛОГ

Подмостки на площади. Актеры, по всему, заканчивают представление о дон Жуане.

              ВСЕ ВМЕСТЕ    Как Феникс восстает из пепла,            Душа его из пекла,            Любви лишь зная власть,            До неба вознеслась,Чтобы сойти звездою полуночной,            Да с девой беспорочной,    Из песни возродившись вновь,            Он пел, как встарь, любовь.    Но испытаньям человека            Все нет конца от века.            Нас покидает Бог,    Когда в игру вступает Рок,    И смысла нет искать смиренья            И в красоте спасенья.

Сюита из киносценария «Солнце любви»

С первыми титрами возникают виды вокруг Тичфильда, поместья графа Саутгемптона, которые сменяются видами Лондона вдали… Всадник скачет, и мы слышим, как с небес, голос поэта.

               УИЛЛКто под звездой счастливою рожден —Гордится славой, титулом и властью.А я судьбой скромнее награжден,И для меня любовь — источник счастья.

Военачальник, баловень побед,В бою последнем терпит пораженье,И всех его заслуг потерян след.Его удел — опала и забвенье.

Но нет угрозы титулам моимПожизненным: любил, люблю, любим.{25}

1 (1)

Лондон. Вестминстер. Королева Елизавета и граф Эссекс за столом играют в карты; он молод, но в его облике уже проступает страждущая мужественность, как на его портрете более позднего времени. Королева в платье, как из павлиньих перьев, молодая душой, не замечает своего возраста.

За дверью стоит начальник гвардейцев сэр Уолтер Рали, который вполне может носиться с мыслями из его более позднего письма.

ГОЛОС РАЛИ. Мое сердце повергнуто в пучину отчаяния? «Я, привыкший видеть, как она ездит верхом, подобно Александру, охотится, подобно Диане, ступает по земле, подобно Венере, между тем как легкий ветерок, развевая ее прекрасные волосы, ласкает ими ее ланиты, нежные, как у нимфы; я, привыкший видеть ее порою сидящей в тени, как богиню, порою поющей, как ангел, порою играющей, как Орфей!» Я вынесу все!

ГРАФ ЭССЕКС Любимцу, отвергнутому дамой, разве достойно стоять у ее двери?

ЕЛИЗАВЕТА (с улыбкой). Он стоит там по долгу службы и по моему приказанию.

ГРАФ ЭССЕКС. Нет, ваше величество, достойнее на его месте оставить двор.

ЕЛИЗАВЕТА. Сэр Уолтер Рали с превеликой радостью отправился бы в путешествие, если бы я позволила. Но он не только путешественник, но и воин, а война может начаться в самое ближайшее время. Милый друг, вы не имеете никакого права смотреть свысока на такого человека. Сэр Уолтер Рали — украшение нашего века.

ГРАФ ЭССЕКС. Всякое украшение со временем теряет блеск. Его блеск уже не слепит вас, но вы боитесь его. Разве он может достойно служить вашему величеству, если вы находитесь в вечном страхе перед ним?

ЕЛИЗАВЕТА. Дорогой, я никого и ничего не боюсь, ни Бога, ни смерти. Ваша надменность, когда вы еще ничего не сделали для славы, меня удивляет.

ГРАФ ЭССЕКС (вскакивая на ноги). Как ничего! Я не выпал из гнезда, а воспарил в небо и приблизился к солнцу, как Икар.

ЕЛИЗАВЕТА. Как Икар? Поостерегись, мой друг, опалить свои крылья и упасть в море.

ГРАФ ЭССЕКС. На море и на суше я свершу подвиги, коли вы, ваше величество, приблизили меня к себе, к славе вашего царствования. Последние события во Франции разве не требуют нашего вмешательства?

ЕЛИЗАВЕТА (поднявшись, вступает в движениях танца). Генрих Наваррский взошел на французский престол. Чего же еще?

ГРАФ ЭССЕКС. Но против него выступила Католическая лига.

ЕЛИЗАВЕТА. Мы сокрушили мощь Испании, когда пресловутая Армада надвинулась на нас, у берегов Англии. В зените славы, мой друг, не стоит затевать мелких дел. Католическая лига добивается лишь одного: чтобы королем Франции был католик. На месте Генриха IV я бы приняла католичество. Но это — между нами. (С улыбкой останавливает порыв возмущения графа Эссекса и отпускает его.)

2 (2)

Постоялый двор в Кошэме. Осень 1592 года. Труппа «Слуги лорда Стренджа» после представлений уезжает; публика провожает актеров, на галереях внутреннего двора гостиницы показываются знатные дамы и господа, съехавшиеся из окрестных поместий, как на праздник. У некоторых дам на глазах слезы, им грустно, что веселье от театральных представлений кончилось, впереди зима.

Мы видим на галерее смуглую леди, глаза ее сияют изумительным блеском, как ночь звездами, и сразу узнаем ее. Рядом с нею останавливается Шекспир. Юная леди кого-то все высматривает среди актеров, чтобы помахать только ему, и не находит. Ей 14 лет, как Джульетте Шекспира.

УИЛЛ. Если вы ищете там меня, то позвольте вам сказать: я здесь.

МОЛЛИ. Хорошо. Прощайте!

Сверкнув молнией светом черных глаз, Мэри Фиттон машет рукой, будто он уже там, внизу, у ворот, за которыми исчезают лошади с повозками труппы «Слуг лорда Стренджа».

УИЛЛ (смеется). Я здесь, миссис Фиттон. Я остаюсь.

МОЛЛИ. Это безумие!

УИЛЛ. Вы думаете, ради вас? Впрочем, и ради вас остался бы, если бы пожелали. Ради «Венеры и Адониса». Я обещал графу Саутгемптону закончить поэму еще до того, как в Лондоне откроются театры.

МОЛЛИ. Я просила вас не разговаривать со мной прилюдно.

Мэри Фиттон поворачивается спиной, но не сразу уходит. Шекспир, воспользовавшись этим, всовывает в ее руку книгу, которую сразу подхватывают.

Мэри Фиттон входит в свой номер и, не снимая шляпки, открывает книгу, находит свернутый лист. Мы слышим голос поэта.

                УИЛЛТак пусть же книга говорит с тобой.Пускай она, безмолвный мой ходатай,Идет к тебе с признаньем и мольбойИ справедливой требует расплаты.

Прочтешь ли ты слова любви немой?Услышишь ли глазами голос мой?{23}

Мэри Фиттон вся вспыхивает от радости и тут же с возмущением хочет порвать лист, но не решается.

МОЛЛИ. Это же всего лишь сонет. Прекрасный сонет! Кто знает, что он посвящен мне? А если и мне?! Тайный подарок вдвойне драгоценен.

Шекспир в своем номере. Горит на столе свеча. Поэт стоит у темного окна и видит, как в глубине зеркала, смуглую леди.

               УИЛЛМой глаз гравёром стал и образ твойЗапечатлел в моей груди правдиво.С тех пор служу я рамою живой,А лучшее в искусстве — перспектива.

Звучит музыка. Тичфилд. В гостиной у графини Саутгемптон на вёрджинеле (разновидность клавесина) играет Мэри Фиттон (это было редкостью в ту эпоху, поэтому составляло особое очарование смуглой леди, под что подпала и королева Елизавета, любившая танцевать).

Шекспир в гостиной слушает ее игру, еще бесконечно далекий от юной леди, но, увлеченный ею, обращается к ней про себя весьма фамильярно.

               УИЛЛОбидно мне, что ласки нежных рукТы отдаешь танцующим ладам,Срывая краткий, мимолетный звук, —А не моим томящимся устам.

Но если счастье выпало струне,Отдай ты руки ей, а губы — мне!{128}

Номер гостиницы. Входит Мэри Фиттон. Горничная помогает ей снять верхнюю одежду и выразительно смотрит на стол, где при свете свечей новый лист с сонетом. Мэри берет в руки лист, глаза ее ослепительно вспыхивают, как ночь со звездами, и откуда-то с вышины звучит голос.

               УИЛЛНедаром имя, данное мне, значит«Желание». Желанием томим,Молю тебя: возьми меня в придачуКо всем другим желаниям твоим.

Недобрым «нет» не причиняй мне боли,Желанья все в твоей сольются воле.{135}

Сонет отдает детством, точно поэт подпал под возраст юной леди. По-юношески наивно, так томился Ромео по Розалине, прежде чем влюбиться в Джульетту.